"С тех пор, как Гуттенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу - никакой духовности.» Никола Флавийский, 1444 г.
...Иногда я то погружаюсь во мрак, то выныриваю. Эти состояния сменяются слишком быстро, я уже не понимаю, а о чем это я и зачем это я. Я просто повторяю про себя, что не хочу, не могу больше думать о бродячих кошках, замерзающих бомжах, больных раком детях, вянущих цветах, красных-с-белым розах в переходе, карточках и проездных, уроках, очередных приступах " Я дура", о том, что наша почта, наверное, сначала по ошибке отправляет посылки на Марс, а потом уже куда надо, что я устала, устала, устала, что я не могу больше сражаться, что я не хочу больше тянуть, что меня охватывают приступы страха, а потом приступы веселья, что мне нужно, так нужно, просто прижаться к кому-то и поплакать, что я не могу писать стихи, что я не могу больше нормально рисовать, потому что я не понимаю, ЧТО... потому что мысли и идеи заканчиваются, и вот снова, раз-два-три, новая страшная сказка с тупиком, потому что там всегда тупик, может ли человек жить, после того как его заставили пережить 5 жизней. о которых он не просил и которые были, в общем-то, пыткой? Я не знаю, и это мучает меня, потому что ему нужен свет... а как его дашь, если ответ не знаешь?
У меня болят глаза и ноет голова, щекой лучше не улыбаться, и я ужасно мерзну. Я не люблю холод. Ну вот, опять начинается аллергия.
Надо ложиться спать, но я тупо смотрю в экран, тупо смотрю на одну строчку - этакой пыткой - где опять не мне.
У меня почти нет выходных. Ещё чуть-чуть, и я просто...
Скажи мне...я...
У меня болят глаза и ноет голова, щекой лучше не улыбаться, и я ужасно мерзну. Я не люблю холод. Ну вот, опять начинается аллергия.
Надо ложиться спать, но я тупо смотрю в экран, тупо смотрю на одну строчку - этакой пыткой - где опять не мне.
У меня почти нет выходных. Ещё чуть-чуть, и я просто...
Скажи мне...я...
Ты давно выходила на улицу, задирала голову к вечернему небу и смотрела, как сверху на тебя летит снег?