"С тех пор, как Гуттенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу - никакой духовности.» Никола Флавийский, 1444 г.
Иногда бывает, что какая-то вещь цепляет тебя мимоходом, в своем странном по траектории движении, случайная фраза из чужой книги в метро долго держится в голове, кадр из мимоходом зацепленного фильма долго мучает даже приличное время спустя. Ну, у меня бывает именно так.
Мама купила журнал "Караван", и я мимоходом, между обедом и заданием по немецкому стала его листать. И тут увидела эпиграф к какой-то очередной биографии, фраза - от которой меня словно слабо дернуло током, разрядило, разобрало на кусочки и собрало снова. и я уже знала, по одной фразе, что я прочитаю эту книгу, что прочитаю обязательно, что не смогу не, хотя я вряд ли смогу объяснить, почему это так.
"Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед."
Я уже знала, что буду суждорожно следить по страницам книги за полковником Аурелиано Буэндия, что книга приобретет привкус пепла, когда он умрет, ну и должна же я была выяснить, расстреляли его или нет?
Я начала читать "Сто лет одиночества". Поначалу шло вязко и топко, я тыкалась в странности донельзя живой и правдивой в отношении человеческих качеств, мыслей и поступков, и абсолютно нереальной во всем другом книги. Мне казалось, что я рассматриваю лоскутное одеяло: все лоскутки - треугольнички, сшиты в квадратики, но потому что все цвета разные и в глазах рябит, уловить общую квадратность невозможно.
Но потом я втянулась в эту странную, неизмеримо печальную, и такую же страшную песнь о человеческом одиночестве глазами взрослоего ребенка, который уже ясно видит и понимает мир, но не в силах отказаться от другого - странного и жутковатого порой мира, населенного призраками ушедшего детства. Все страхи детства человечества - страх кровосмешения, страх смерти, страх призраков и духов... ну и страх одиночества.
Слово, которое можно применить к этой книге - бессознательно осмысленная. И страшно, и жутковато, как ночью истории у костра, и увлекательно, и печально.
Ну и конечно, больше всего мне именно полковника и было жалко.
Книга понравилась. Но не уверена, что смогу её перечитать. Золотых рыбок тоже было жалко.
Мама купила журнал "Караван", и я мимоходом, между обедом и заданием по немецкому стала его листать. И тут увидела эпиграф к какой-то очередной биографии, фраза - от которой меня словно слабо дернуло током, разрядило, разобрало на кусочки и собрало снова. и я уже знала, по одной фразе, что я прочитаю эту книгу, что прочитаю обязательно, что не смогу не, хотя я вряд ли смогу объяснить, почему это так.
"Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед."
Я уже знала, что буду суждорожно следить по страницам книги за полковником Аурелиано Буэндия, что книга приобретет привкус пепла, когда он умрет, ну и должна же я была выяснить, расстреляли его или нет?
Я начала читать "Сто лет одиночества". Поначалу шло вязко и топко, я тыкалась в странности донельзя живой и правдивой в отношении человеческих качеств, мыслей и поступков, и абсолютно нереальной во всем другом книги. Мне казалось, что я рассматриваю лоскутное одеяло: все лоскутки - треугольнички, сшиты в квадратики, но потому что все цвета разные и в глазах рябит, уловить общую квадратность невозможно.
Но потом я втянулась в эту странную, неизмеримо печальную, и такую же страшную песнь о человеческом одиночестве глазами взрослоего ребенка, который уже ясно видит и понимает мир, но не в силах отказаться от другого - странного и жутковатого порой мира, населенного призраками ушедшего детства. Все страхи детства человечества - страх кровосмешения, страх смерти, страх призраков и духов... ну и страх одиночества.
Слово, которое можно применить к этой книге - бессознательно осмысленная. И страшно, и жутковато, как ночью истории у костра, и увлекательно, и печально.
Ну и конечно, больше всего мне именно полковника и было жалко.
Книга понравилась. Но не уверена, что смогу её перечитать. Золотых рыбок тоже было жалко.
На ю-тубе сейчас её не нашла, потому - просто текст:
Дом на заказ
За тёмным лесом - серые одежды.
Везение - как глянец в кружевах.
И даже бледно-жёлтый цвет надежды
Густеет на зелёных рукавах,
Когда ты вытираешь кровь с палитры
И сводишь эти пятнышки с ума
Под видом неотправленной молитвы,
С судьбой неразрешённого письма.
читать дальше
© Константин Арбенин
1994
Вот, после выделенной здесь курсивом строчки я и подумала "А хорошо бы почитать Маркеса..."
Читалось, помню, запоем - дома, в лесу на поваленном дереве сидючи, в метро... Весь день и за день.
Странная очень вещь, правда? Какая-то очень пряная...