"С тех пор, как Гуттенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу - никакой духовности.» Никола Флавийский, 1444 г.
Знаете, мучительно больно- когда человек выворачивает свою боль наизнанку, и ты это видишь. И знаешь, что уже- не помочь. Мучительно больно. А кто сказал, что будет легко, Кирж? Ну заставила ты человека показать свои истинные лица. Приятные и не очень .Зачем, нахрена? Сошлись на том, что если я его в чем-то разочарую, он мне тут же скажет. Без красивых масок. Масок много. Я путаюсь в его и своих. Я понимаю его. И не хочу принимать таким. Блииин. Раньше было проще. Теперь - искреннее, но сложнее. Я хочу, чтобы и этот воздушный замок устоял.
Не важно. Да больно, но это не мука предыдущих дней. Это легче и язвительнее...
Да ещё прибавляется пытка, которую я не могу избежать. Это пытка, но она манит меня, и я знаю, что шагну туда...
Боже мой! " Сколько мне ещё сердца менять?"
Не важно, первую боль- переживу. Вторую-это что-то с чем-то. Мучительный подъем с глубины с чужой изнанкой. Не надо. Ну за что? Почему я это понимаю? Я НЕ ХОЧУ, НЕ НАЗАД, НЕ НАДО, я же хотела соблюсти равновесие. Но с этим невозможно, и сказать нечего. И лишь долгое затяжное копание в чужой боли. столь близкой и знакомой, что все слова исчезли, и осталось лишь тупо вглядываться и знать, что как бы мучительно это ни было- ты дойдёшь до конца. Ибо эта не та боль, от которой бежишь. А та- в которой стремишься забыть собственное одиночество и тоску.
" Мечемся от стенки к полу..."
Я знаю, я ВСЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ знаю. Только бы не задет был ещё один нерв. Потому что тогда- я как оголенный провод буду, я не сорвусь. Я просто тогда завою от того, что в мире под луной ничего не придумали, а потому я должна буду встать и идти просто потому, что ещё один фрагмент стал слишком релаьным, чтобы это вынести.