"С тех пор, как Гуттенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу - никакой духовности.» Никола Флавийский, 1444 г.
Здесь все знакомо до боли в глазах,
И как будто бы голос
Кричит мне:-Я здесь уже был!
В этих темно-вишневых лесах,
В расписных небесах...
(Зимовье зверей)
Знакомое чувство. Слишком знакомое. Слишком усталое. Вернее, я усталая. Даже так...но это возвращение...к себе? Я не знаю. Наверное, все-таки к той себе, которую я все ещё не знаю. А ещё это оставило отпечаток спокойствия. Как будто- все правильно. Все пришло к тому, к чему пришло, оставив в душе тепло и нечто, нечто очень знакомое, то, что было и будет всегда... Разве от этого можно устать. Чудо-оно всегда чудо. Герои возвращаются домой. Как-то вышло так, что... Как-то вышло. И знакомое чувство знакомо именно по тому, что идешь по улице и чувствуешь, видишь боковым зрением, осязаешь, что кто-то-дорогой и нужный- идет сзади. Не сможешь повернуться. Но неожиданно посмотришь кому-то вслед в толпе, поймаешь темный лист в свете фонаря. И этор уже было. И одна надежда- однажды быть просто там, где ты должен быть. И наконец-то заглянуть в тем самые, нужные глаза, те, которые ты видишь лишь во сне. И то -не всегда. Это тоже выбор. Жить этим, резать по живому- и от этого ощущать ещё больше, что живешь. Настоящее.
И как будто бы голос
Кричит мне:-Я здесь уже был!
В этих темно-вишневых лесах,
В расписных небесах...
(Зимовье зверей)
Знакомое чувство. Слишком знакомое. Слишком усталое. Вернее, я усталая. Даже так...но это возвращение...к себе? Я не знаю. Наверное, все-таки к той себе, которую я все ещё не знаю. А ещё это оставило отпечаток спокойствия. Как будто- все правильно. Все пришло к тому, к чему пришло, оставив в душе тепло и нечто, нечто очень знакомое, то, что было и будет всегда... Разве от этого можно устать. Чудо-оно всегда чудо. Герои возвращаются домой. Как-то вышло так, что... Как-то вышло. И знакомое чувство знакомо именно по тому, что идешь по улице и чувствуешь, видишь боковым зрением, осязаешь, что кто-то-дорогой и нужный- идет сзади. Не сможешь повернуться. Но неожиданно посмотришь кому-то вслед в толпе, поймаешь темный лист в свете фонаря. И этор уже было. И одна надежда- однажды быть просто там, где ты должен быть. И наконец-то заглянуть в тем самые, нужные глаза, те, которые ты видишь лишь во сне. И то -не всегда. Это тоже выбор. Жить этим, резать по живому- и от этого ощущать ещё больше, что живешь. Настоящее.
Поймёшь ведь, безумно легче, когда рядом человек, который всё и именно так понял.
Это не цена. Это плата за чужое неверие. Не верить в чужие сказки- почти предательство. Что я могу сказать...я не знаю, сколько пудов соли ты съела с этим челоовеком...но ведь он не знает тебя!
Мы знакомы... нет, "знакомы" - здесь не то совсем слово, пятнадцать лет. Во многих вещах книжного и иномирового порядка он знает меня как никто. Иное дело, что после этой фразы я поняла, что - не хочет знать. А это куда горше для определения "старинный друг".
Если ты уверена- что не подразумевалось что-то в этом стиле...тогда...хмм...речь идет о преступной невежливости.
Если ты уверена- что не подразумевалось что-то в этом стиле...тогда...хмм...речь идет о преступной невежливости.
Знаешь, просто в какой-то момент поняла, что без этого мира уже не существую. Думать, жить - и этим-стало нормально и каждодневно. Как завтрак. И так же безнадежно-обязательно. Потому что без этого закат уже не тот.
Да. Можно сказать и так. Знали, что это - часть меня. Важная, неотъемлемая часть. Но не сочли нужным промолчать. Хотя... сама виновата - нечего было мне заикаться человеку о "Пропаже", провоцируя тем самым невольно этот с ним разговор.
А мы...мы всегда хотим, чтобы нас понимали...поэтому и задаем вопросы. Повторюсь- не верить в чужие искренние сказки- предательство - и в первую очередь самого себя.
Главное, ты-останься собой...а то ещё решишь, что тебе надо менятся.